Семантика графических приёмов. Пример N°2: иноязычные омофоныИван Лескин***
Раз(leave)алась лениво ме(load)ия,
Со(beer)ался хмельной (horror)вод…
Мир – паро(dear)Я на паро(dear YOU) –
Всё (shut)ания, да разб(road),
Где все от(bless)ки благора(zoom)ия
Раз(meet)ало и заво(lock)ло…
«Я любил? Я люблю? Полюблю ли я?» –
(Soul)ью в ранах пусть будет, (like law)!..
+2***
Оп(rock)инут пос(led)ний (red)ут…
Время рыбы, (win)а и хлеба
Истек(low)…
И за мно(you) и(do)т
(Sun)итары (sin)его неба…
***
МИ-лая, ты прости меня,
СИ-льно я тебе нервы дергаю...
СОЛЬ-ю в раны ты, словно drug... Are you?..
РЕ-конструкция... Перебор меняй -
ЛЯ-згом душу рви, моя trueдная,
МИ-лая моя, шестиструнная...Суть приёма, в принципе, ясна: возникает своего рода двуязычный палимпсест, где английские слова пишутся как бы поверх русских. Основная лексика здесь русская, английские же слова, словно угадываемые автором в русских, имеют вспомогательные функции: их коннотативная семантика накладывается на семантику русских слов, искажая её в свою сторону. Таким образом внутри давно знакомых, старых, стёртых слов и сочетаний открываются новые значения, появляются новые смысловые связи внутри текста.
Первый текстТак, словосочетание "разливалась мелодия" обновляется коннотациями слов leave и load (уходить, покидать и загружаться), то есть, явными антонимичными коннотациями, благодаря которым знакомое устойчивое сочетание приобретает противоречие внутри себя: мелодия "загружается" в сознание субъекта, но, разливаясь (в сознании или в пространстве), становится фоном и перестаёт быть осознаваемой как мелодия, а разделяющее выражение слово "лениво" свидетельствует о медленной незаметности этого процесса. Ужасный (horror) хоровод (оценка окрашена иронично, однако для романтически настроенного субъекта такой "хоровод" действительно в какой-то степени не будет приятным) приобретает очертания собравшейся выпить пива (beer), оттого и хмельной компании. Благодаря этому приёму стихи говорят больше, чем в них вложено, надо лишь восстановить недостающие связи. Первые две строки, таким образом, удачно описывают и внутреннее состояние субъекта, и некоторые элементы хронотопа, в котором субъект находится. Далее этот хронотоп крупно называется миром (обыкновенный романтический жест) и приобретает черты иллюзорности с помощью, опять же, варианта распространённого архетипа (если не сказать штампа) "копии копии". Однако за стёртыми словами скрываются иные слова, несколько меняющие картину: внутри иллюзорного мира есть только двое настоящих: dear Я и dear YOU (здесь русское слово, подразумеваемое как параллельное английскому, выделено тем же регистром), то есть, милый я и милая ты (будем рассматривать в традиционном гетеросексуальном ключе, хотя именно использование английского языка вводит в текст интересную сексуальную двусмысленность) — это двое влюблённых, создающих этот мир, при этом адресат (you) первичен, как первая, основная пародия, а субъект (я) вторичен, потому что является пародией на пародию (это связано с тем, в каком случае употребления слово "пародия" скрыт второй смысл: "пародия пародии" — это "я", а просто "пародия" — это "ты"); в итоге мир возникает как отражение "ты" в "я", то есть, в любви. Вне этого отражения есть лишь "шатания да разброд", вне этого отражения мир — это закрытый путь (shut road), где благословенные (bless) отблески увеличивающего, уточняющего картину мира (zoom) благоразумия "разметало и заволокло", оттого встречающиеся (meet) закрыты (теперь другое слово, синоним lock) друг для друга. Тем самым, взаимопонимание и взаимоотражение "я" и "ты" в этом мире является настоящим чудом — чудом любви.
В седьмой строке, оформленной в качестве прямой речи, основной приём стихотворения не используется, поскольку в ней субъект задаёт важнейшие для себя, оттого не предполагающие двусмысленности вопросы, а утвердительный ответ на них означает истинное обретение мира в прошлом, настоящем и будущем. Эти вопросы являются для субъекта фундаментальными, законными (like law), оттого сложными для прямого ответа и терзающими его душу (Soul), словно соль рану.Второй текстИначе обстоит дело во втором примере. Здесь английская лексика не столько искажает слова, в которых находится, сколько создаёт фрагментарный текст, являющийся альтернативой русскому нарративному тексту — это второй, идущий параллельно текст, который наложен на русский. Здесь иной масштаб искажения: искажаются не отдельные элементы, а весь текст. Надо помнить, что английский текст фрагментарен, представляет из себя отдельные значимые единицы, которые читатель должен синтагматически связать самостоятельно. Вот эти единицы:
rock led red
win
low
you do
sun sin
Перевод:
качание (рок, скала) привело красный (кровавый)
победа
низко
ты делаешь
солнце грех
Интуитивно эти отдельные слова могут связываться в несколько нарративных текстов, имеющих, однако, общие не особо приятные коннотации.Третий текстВ третьем примере есть два случая употребления английских слов. Прежде всего, надо отметить другой графический приём — выделение заглавными буквами частей слов, омонимичных названиям нот; это делается исключительно в началах строк, отчего возникает подобие акростиха, только в нём зашифровано не слово, а строй шестиструнной гитары — звуковой её облик.
Первое употребление английской лексики возникает в третьей строке: "СОЛЬ-ю в раны ты, словно drug... Are you?..". Оно примечательно словом drug, которое, конечно же, прежде всего должно пониматься как английское слово со значением "наркотик" или "лекарство" (что уже вносит в текст неоднозначность), однако может восприниматься ещё и как записанное латиницей русское слово "друг" (при этом звучность рифмы становится немного слабее). Таким образом, в этом слове неразрывно соединены сразу три значения.
А второе употребление — это уже знакомый нам приём искажения смысла: в слове trueдная происходит интерференция оттенков значений слов "трудная" и "настоящая".