•
О мнемонической причине продолжения спроса на метрическую поэзию в РоссииСтатья большая и интересная, написана простым языком, а суть её сводится к тезису: верлибр не получил широкого распространения в СССР потому, что была потребность учить стихи наизусть, у власти как способ идеологического воздействия, у противников этого воздействия как способ бытования запрещённой памяти. Верлибры не располагают к заучиванию, в то время как метрическая поэзия очень даже.
Александр Уланов в своём отзыве считает, что дело скорее в консервативности читателей, потому что в поэзии русской эмиграции верлибры не менее редки, кроме того приводит и другие примеры. Он считает, что мнемоничны прежде всего относительно простые, конвенциональные стихи, с большой долей того, что Лотман называл автоматизмом, в том числе и написанный простым языком и апеллирующий к знакомому читательскому (речевому) опыту верлибр. А сложные метрические стихи (напр. поздний Мандельштам) запоминаются с таким же трудом (интересно, что бы на это ответила Надежда Яковлевна). И дело тут скорее в том, что в русской культуре ещё не вполне сформирована традиция интеллектуальной поэзии, на которую опирается западный верлибр.
Другие отзывыВ отзыве Кирилла Корчагина тема статьи ставится под сомнение, он считает, что Гронас скорее пишет о средствах самоидентификации советской интеллигенции. Резонное замечание о том, что мнемоническая книга Библия написана вовсе не метром, а, скажем, верлибры Уитмена прежде всего отсылают именно к ней. Поднимается вопрос о том, какая именно мнемоническая техника имеется в виду: метр или рифма, в качестве примера приводится Маяковский.
Илья Кукулин признаёт потенциальную значимость концепции Гронаса, но делает две поправки: 1) он считает связь метра/ рифмы с мнемоникой не саму собой разумеющейся, но культурным продуктом, возникшим в результате того, что наизусть надо было учить именно классиков, использующих рифмованный метрический стих, в итоге эти признаки оказываются "эталонными" для поэзии в массовом представлении; 2) непопулярность верлибра связана с тем, что он воспринимался как отзвук идеологического врага — европейской модернисткой культуры. Кроме верлибра Кукулин вспоминает и другие табуированные в официозной советской поэзии практики: нелинейный прозаический нарратив и нефигуративную живопись и скульптуру. Всё это связано с оппозицией личностного/ общественного, в которой советская власть выбрала второе, культурным же выражением этого является прозрачность и массовая доступность, понятность.
Дмитрий Кузьмин указывает на методологические неточности статьи, особенно с т.зр. стиховедения, и, как и Илья Кукулин считает распространение верлибра проявлением общего процесса смены прескриптивного на дескриптивное, т.е. общего, жанрового, родового на личное, стилевое, видовое, а отход от мнемоничности — другим проявлением того же процесса.
Кевин Платт считает, что мнемоничность и метричность коррелируют, но не являются причиной и следствием. От себя он предлагает также обратиться к истории авангарда, который не был насильственно изгнан из искусства на Западе, но был — в СССР. А именно с традицией авангарда соотносит Платт триумф верлибра в США. И ещё он делает очень ценное наблюдение о равнодушии американского читателя к родной поэзии, потому что та чересчур сложна, это равнодушие Платт связывает с маргинальным положением верлибра в русской поэзии. В России широкая читающая публика продолжала на протяжении всего XX века и вплоть до настоящего времени предъявлять спрос на поэзию, «написанную старомодным образом», тогда как широкая читающая публика в США не испытывает никакой нужды в чтении поэзии, если она вообще что-либо читает.
По мнению Евгения Осташевского распространение верлибра является следствием индустриализации общества и связано с возможностью точной копии (тиражирования) расположения текста на листе. Трудности с верлибром в СССР он объясняет высоким уровнем "устности" в русской речи (она пресыщена как мелкими фольклорными жанрами (поговорки, пословицы) и "крылатыми цитатами", т.е. постфольклорными жанрами)
Дмитрий Голынко-Вольфсон вообще отрицает слабость мнемонических возможностей верлибра и приводит разные примеры в подтверждение.
Сергей Завьялов довольно остро с левых позиций раскритиковал некоего рода вакуумную сферичность тезисов Гронаса, указав на несоответствия их исторической действительности, а также логические ошибки.
Шамшад Абдуллаев, как водится, отрицает рациональность в подходе к истории верлибра, объявляя его появление "иррациональным" и, вместе с тем, самым явным признаком зрелости поэзии и поэтической личности.
Ну, и Анна Глазова пишет о чём-то неясном и верлибрах language school.
Короче, в целом вышло интересно и разносторонне. Думаю, где-то на границе всех этих объяснений и лежат причины популярности и непопулярности верлибра. С днём поэзии! (он был вчера, но я вчера не успел допилить пост)