На Литкарте выложили второй номер Воздуха за 2016, а там просто замечательная
• Подборка Андрея Родионова и не менее интересное
• Предисловие к ней от Ильи Кукулина
плюс • отзывы других поэтов
и • интервью
Я давно не читал Родионова, а он успел просто удивительно измениться, стал лиричнее, короче, интереснее и многограннее. Всё самое важное о новом Родионове сказано Кукулиным, и о важности восьмистишия, и о развитии приговского подхода, именно развитии, а не зацикливании: появляется вполне себе отчётливый лирический герой, в чём-то схожий, чем-то отличный от приговского (если таковой вообще есть, у Пригова взаимоотношения с лирическими и нелирическими субъектами были, конечно, в принципе сложными), и он умеет говорить что-то кроме автоматического дискурса, он без маски, классически "нераздельно-неслиянный" с автором, но то и дело обломки медийного дискурса встревают в его речь, иногда даже слишком отчётливо по-приговски. И этим, я думаю, он близок многим из нас, которые в постоянном онлайне мониторят всяческие медиа и через них узнают о происходящем в мире. Я лично о новостях своего Мухосранска ничего практически не знаю, зато переживал о смерти Немирова, будто Он что, знакомый твой? Знакомый, блядь, знакомый, и прочий хайп то и дело лезет в мою жизнь, точнее, я сам его ненасытно ищу. Ну ты понел суть.
Но мне, как всегда, особенно близка лирика, такая, без лишнего пафоса, а по-японски наблюдательная, или дейктическая, как сказали бы (я ещё в том году начал пилить пост о роли дейксиса в современной поэзии, но забыл про него, надо допилить как-нить), и тут Родионов тоже меня порадовал, пусть его лирика и сплетается с политическим, но как выходит всё равно классно:
11 ноября
Впервые за весь день я выглянул в окно
А там такое это самое
То, что давно уже предрешено
Три тени и сияние странное
Я путешествую давно, я как Улисс
Но что сияет даже через занавески
Три птицы в небо поднялись
А в небе дверь, зажжённая Павленским
Последний образ на себя стянул всё стихотворение, такой он мощи, при этом он тоже оттуда, из медиа, но переработан так, что стал удивительно лирическим, не теряя при этом собственных истоков. Он как бы сам по себе не принадлежит Родионову, его создатель Павленский, но Родионов его очень круто использовал в собственном контексте, отчего тот заиграл новыми красками. Или:
19 ноября
Глядел на небо. Вспомнил, в девяностых
Покрасить в театре половик мне в чёрный дали
И я, поскольку был халтурщик злостный
Его покрасил в цвет сегодняшней небесной дали
Увидев половик, начальник замер от тоски
Как я сейчас, когда глядел на небо
Он приказал заклеить всё кусочками фольги
А называлась эта опера — «Богема»
Тут работает типа сравнение, но оно немного не такое, к какому мы привыкли. Чтобы передать свои чувства от неба, лирический герой сравнивает их с как бы "более понятными" чувствами начальника от халтурной работы. При этом обе стороны сравнения переплетаются, они не разделены, как бывает обычно, нас то отправляют в 90-е, то снова возвращают "сюда", в 19 ноября, образ постепенно раскладывается на отдельно цвет неба и отдельно "тоску" от него, и только через такой приём появляется возможность сказать о своём даже общими словами (ведь прямо и намеренно используется стёртое общее слово "тоска", но какая именно это тоска можно понять только из всего текста). И это помимо тонких отсылок к театральности, бутафории vs искренности (и даже не совсем vs, там тоже непросто всё, ведь "цвет неба" был сделан из-за халтуры, а добросовестная работа заключается в украшении блёстками фольги)
Такие вот крутые вещи делает нынче Родионов, перечитывать и перечитывать.