Постмодерн подсмотрен
На форуме участвовал в нескольких дуэлях, решил собрать все выстрелы тут. С одной стороны, на творчество как таковое они не тянут, это чисто так, поделки, ни одна из которых практически и близко не подходит моей нынешней поэтике. А с другой стороны, всё равно сохранить их хочется)
Тема: Леденец, форма: сонетЛеденец
От солнца, зашедшегося в зенит,
Прохладой меня избавь.
Послушай, как по моим зубам
Леденец — динь-дилинь — звенит.
Дорога расплавилась. Дело — табак.
Погоду клейкую не изменить.
В зное осталось тонуть. За нить
Шарик воздушный тянуть — судьба.
Так мы увязли в этой жаре,
Как насекомые в янтаре,
Как в тротуаре твои каблуки.
Ты не посмеешь уже отрицать —
Смотри, это мы внутри леденца:
Эти воздушные пузырьки.
Тема: Вымышленные животные, форма: проза не > 10 предложенийВымышленные животные
— Понимаешь, это как говорить о невидимом розовом единороге. Все элементы высказывания логически не сочетаются: если он невидим, то как мы можем знать, что он единорог и он розовый? Так-то, ахах.
...
Когда он ушёл, я спустился вниз и обнял своего единорога. Возможно, люди, чересчур доверяющие своему зрению, никак и не узнают, что невидимый — единорог и розовый, и на их месте я рассуждал бы точно так же — и был бы прав. Но пересказ сна не передаст всего великолепия, разве что тусклые тени, ведь далеко не всегда главное в сновидении — это сюжетная канва или детали, часто просыпаешься среди ночи вовсе не оттого, что приснилось, а оттого как — и эту атмосферу не передать. Разве расскажешь о потрясающем сексе, почему он потрясающий, ведь сюжетная канва почти всегда единообразна, а главное, разумеется — в телесном опыте, твоём личном, которым можно поделиться разве что посредством поэзии.
Так как же рассказать, что мой милый невидимка — единорог, и он розовый? Это постигается не логикой, не зрением даже, не каким-то общим культурным опытом — это личное телесное переживание, с помощью которого ты — и только ты — сможешь познать невидимое. Просто однажды обняв его, я понял, что это розовый единорог и никто больше — и никто больше нам не нужен.
Тема: Археология, форма: прозаАрхеология
мы ещё можем отыскать наше детство. даже после ремонта, после всех этих побелок и покрасок. я вчера заходил в наш старый подъезд: там чистые стены, сверху белые, снизу синие. но под этим глянцевым убожеством хранятся наши следы. я долго искал, но всё же нашёл тот самый ключ, который сначала носил на шее на шнурке, а потом то в кармане вместе с брелоком-открывашкой, то (по ночам) в руке. он был одним из главных орудий культуры, он поможет нам её достать из-под слоя совково-мещанской пошлости. именно им мы сейчас сотрём штукатурку и отколупаем краску, и смотри же, смотри! вот здесь — мой первый опыт письма на стенах, да и письма вообще, эти кривые детские буквы ХУЙ, я едва научился читать — и читал подъездные манускрипты, оставленные предыдущими поколениями таких же неопытных сопляков, я едва научился писать — и писал хроники своего постижения литературы прямо там, где читал. если тут поскрести, мы увидим накарябанное ключом угловатое сердечко и имя ЮЛЯ — первая любовь и первая любовная лирика. а вот чёрное пятно справа, это второй слой, под ним, посмотри — юлины губы. так она оставила автограф, украв у сестры помаду. но после первого разочарования и расставания последовал и первый мой перформанс: украв у брата зажигалку, я закоптил этот автограф, расправившись тем самым с болезненными воспоминаниями. но долго ещё внутри меня, как и на белой стене, саднил чёрный ожог. и сколько таких имён ещё на этих стенах, от тебя, меня, остальных наших ребят. какие-то из них так же сожжены, какие-то зачёркнуты — это следы расставаний. далеко не самые страшные, даже смешные сейчас. вот в этом углу поскреби — там некрологи. когда теряли наших, записывали даты и обещали помнить. ты помнишь? я тоже не всех. но можно вспомнить, если найдём наш мартиролог. МАКС. хорошо помню только макса, и то потому, что это было уже ближе к выпуску. хорошие телефоны тогда высоко ценились, а у макса был один из лучших. сильно любил его макс, и, видимо, отбивая у гопоты, и сгинул. всего квартал не дошёл до своей территории. вот и номер его телефона, мы записали вместо тысячи слов. интересно, куда попадёшь, если позвонишь на него. на девятом этаже была твоя художественная галерея. многое уже не восстановить, краску, баллончик. но ведь ты, как истинный художник, любил эксперименты. рисунки спичками должны остаться. и, конечно, рисунки ключами. это лишь жалкие остатки былой роскоши. всё наше искусство, вся наша литература, вся культура наша от первого до девятого этажа — всё было сметено добросовестными варварами, примерными гражданами, идеал красоты для которых — пустые чистые стены. но краска и штукатурка — не самое тяжёлое, что могло свалиться на нашу культуру. стерильная здоровая жизнь, тишина, полезная еда гораздо тяжелее, и их сложнее соскрести, достать из-под них хоть что-то. остаются стены и унылая вандальская археология в подъездах. а память умрёт вместе с нашим поколением.
Тема: Кентавр, форма: негендерная поэзия от женского лица, текст писали участники и секунданты для большего фана, я был секундантомКентавр
Поздними сумерками я стояла притихнув,
Слушая степь в протяженьи многостороннем.
Пока в необъятном ландшафте цикада шуршала хитином,
Время бежало Хироном.
После — плыло Хароном.
И я различала цокот в стрёкоте спелых цикад,
А после, ослепнув от ночи, ловила плеск.
И степь, как будто Вселенная, лишённая костяка,
Мягко струилась рядом, разливаясь до самых небес.
Тема: Я не ломал - оно само!, форма: поэзияЯ не ломал - оно само!
— Каравелла ветшает в порту. Застарелые брусья разъедает грибок, древоточцы буравят ходы. Паруса полусгнили, на палубе грязно. И грустно переломленной мачте. И в трюме по горло воды. Но смотри: молодильные доски, возможно, помогут, и вернёт первозданный корабль умелая верфь, в парусах заиграют тугие ветра и погонят каравеллу по глянцевой глади, как раньше. Поверь.
— Каравелла погибнет. И тут ничего не попишешь . Остаётся ли прежним корабль, доска за доской заменяют в котором разломанный корпус прогнивший? Я могу показать невесёлый ответ. Он такой: стоит вытянуть доску
корабль
начнёт разрушаться
потому что вросший в историю корабль
это уже организм
его нельзя разобрать
но можно
только пытать и
убить
смотри же
этот деревянный труп
это и есть каравелла
именно та о которой мы
помним
она не латается
не лечится
она только умирает
при попытке обновления
и мы
не виноваты в этом
как не виноваты
в существовании Смерти
и Забвения
Тема: Кулатилака, форма: поэзияКулатилака
В каморке сумрачной тяжёлый запах лака.
Здесь маникюрщица Катрин Кулатилака
На полированные ногти клеит стикеры,
Отодвигает тонкой палочкой кутикулы,
Кому стрижёт, кому затачивает остро,
Кому рисунки на ногтях, кому-то просто
Покрасить ровно, а кому поставить стразы.
Такие разные клиенты и заказы.
Объединяет всех одно: всегда присущее
К обрезкам собственных ногтей их равнодушие.
Беспечный белый человек, твой ноготок
Увязнет — попадёшь ты полностью в силок.
Закрыв салон, Катрин сметёт обрезки в банку
И отнесёт на почту завтра спозаранку.
И самолёт доставит срочную посылку
К шаманке бабушке, в село на Танганьику...
Сгорают ногти на магическом огне,
Стареют их хозяйки в северной стране
И молодеет маникюрщица Катрин
Ещё на века три, ещё на века три...
Тема: Леденец, форма: сонетЛеденец
От солнца, зашедшегося в зенит,
Прохладой меня избавь.
Послушай, как по моим зубам
Леденец — динь-дилинь — звенит.
Дорога расплавилась. Дело — табак.
Погоду клейкую не изменить.
В зное осталось тонуть. За нить
Шарик воздушный тянуть — судьба.
Так мы увязли в этой жаре,
Как насекомые в янтаре,
Как в тротуаре твои каблуки.
Ты не посмеешь уже отрицать —
Смотри, это мы внутри леденца:
Эти воздушные пузырьки.
Тема: Вымышленные животные, форма: проза не > 10 предложенийВымышленные животные
— Понимаешь, это как говорить о невидимом розовом единороге. Все элементы высказывания логически не сочетаются: если он невидим, то как мы можем знать, что он единорог и он розовый? Так-то, ахах.
...
Когда он ушёл, я спустился вниз и обнял своего единорога. Возможно, люди, чересчур доверяющие своему зрению, никак и не узнают, что невидимый — единорог и розовый, и на их месте я рассуждал бы точно так же — и был бы прав. Но пересказ сна не передаст всего великолепия, разве что тусклые тени, ведь далеко не всегда главное в сновидении — это сюжетная канва или детали, часто просыпаешься среди ночи вовсе не оттого, что приснилось, а оттого как — и эту атмосферу не передать. Разве расскажешь о потрясающем сексе, почему он потрясающий, ведь сюжетная канва почти всегда единообразна, а главное, разумеется — в телесном опыте, твоём личном, которым можно поделиться разве что посредством поэзии.
Так как же рассказать, что мой милый невидимка — единорог, и он розовый? Это постигается не логикой, не зрением даже, не каким-то общим культурным опытом — это личное телесное переживание, с помощью которого ты — и только ты — сможешь познать невидимое. Просто однажды обняв его, я понял, что это розовый единорог и никто больше — и никто больше нам не нужен.
Тема: Археология, форма: прозаАрхеология
мы ещё можем отыскать наше детство. даже после ремонта, после всех этих побелок и покрасок. я вчера заходил в наш старый подъезд: там чистые стены, сверху белые, снизу синие. но под этим глянцевым убожеством хранятся наши следы. я долго искал, но всё же нашёл тот самый ключ, который сначала носил на шее на шнурке, а потом то в кармане вместе с брелоком-открывашкой, то (по ночам) в руке. он был одним из главных орудий культуры, он поможет нам её достать из-под слоя совково-мещанской пошлости. именно им мы сейчас сотрём штукатурку и отколупаем краску, и смотри же, смотри! вот здесь — мой первый опыт письма на стенах, да и письма вообще, эти кривые детские буквы ХУЙ, я едва научился читать — и читал подъездные манускрипты, оставленные предыдущими поколениями таких же неопытных сопляков, я едва научился писать — и писал хроники своего постижения литературы прямо там, где читал. если тут поскрести, мы увидим накарябанное ключом угловатое сердечко и имя ЮЛЯ — первая любовь и первая любовная лирика. а вот чёрное пятно справа, это второй слой, под ним, посмотри — юлины губы. так она оставила автограф, украв у сестры помаду. но после первого разочарования и расставания последовал и первый мой перформанс: украв у брата зажигалку, я закоптил этот автограф, расправившись тем самым с болезненными воспоминаниями. но долго ещё внутри меня, как и на белой стене, саднил чёрный ожог. и сколько таких имён ещё на этих стенах, от тебя, меня, остальных наших ребят. какие-то из них так же сожжены, какие-то зачёркнуты — это следы расставаний. далеко не самые страшные, даже смешные сейчас. вот в этом углу поскреби — там некрологи. когда теряли наших, записывали даты и обещали помнить. ты помнишь? я тоже не всех. но можно вспомнить, если найдём наш мартиролог. МАКС. хорошо помню только макса, и то потому, что это было уже ближе к выпуску. хорошие телефоны тогда высоко ценились, а у макса был один из лучших. сильно любил его макс, и, видимо, отбивая у гопоты, и сгинул. всего квартал не дошёл до своей территории. вот и номер его телефона, мы записали вместо тысячи слов. интересно, куда попадёшь, если позвонишь на него. на девятом этаже была твоя художественная галерея. многое уже не восстановить, краску, баллончик. но ведь ты, как истинный художник, любил эксперименты. рисунки спичками должны остаться. и, конечно, рисунки ключами. это лишь жалкие остатки былой роскоши. всё наше искусство, вся наша литература, вся культура наша от первого до девятого этажа — всё было сметено добросовестными варварами, примерными гражданами, идеал красоты для которых — пустые чистые стены. но краска и штукатурка — не самое тяжёлое, что могло свалиться на нашу культуру. стерильная здоровая жизнь, тишина, полезная еда гораздо тяжелее, и их сложнее соскрести, достать из-под них хоть что-то. остаются стены и унылая вандальская археология в подъездах. а память умрёт вместе с нашим поколением.
Тема: Кентавр, форма: негендерная поэзия от женского лица, текст писали участники и секунданты для большего фана, я был секундантомКентавр
Поздними сумерками я стояла притихнув,
Слушая степь в протяженьи многостороннем.
Пока в необъятном ландшафте цикада шуршала хитином,
Время бежало Хироном.
После — плыло Хароном.
И я различала цокот в стрёкоте спелых цикад,
А после, ослепнув от ночи, ловила плеск.
И степь, как будто Вселенная, лишённая костяка,
Мягко струилась рядом, разливаясь до самых небес.
Тема: Я не ломал - оно само!, форма: поэзияЯ не ломал - оно само!
— Каравелла ветшает в порту. Застарелые брусья разъедает грибок, древоточцы буравят ходы. Паруса полусгнили, на палубе грязно. И грустно переломленной мачте. И в трюме по горло воды. Но смотри: молодильные доски, возможно, помогут, и вернёт первозданный корабль умелая верфь, в парусах заиграют тугие ветра и погонят каравеллу по глянцевой глади, как раньше. Поверь.
— Каравелла погибнет. И тут ничего не попишешь . Остаётся ли прежним корабль, доска за доской заменяют в котором разломанный корпус прогнивший? Я могу показать невесёлый ответ. Он такой: стоит вытянуть доску
корабль
начнёт разрушаться
потому что вросший в историю корабль
это уже организм
его нельзя разобрать
но можно
только пытать и
убить
смотри же
этот деревянный труп
это и есть каравелла
именно та о которой мы
помним
она не латается
не лечится
она только умирает
при попытке обновления
и мы
не виноваты в этом
как не виноваты
в существовании Смерти
и Забвения
Тема: Кулатилака, форма: поэзияКулатилака
В каморке сумрачной тяжёлый запах лака.
Здесь маникюрщица Катрин Кулатилака
На полированные ногти клеит стикеры,
Отодвигает тонкой палочкой кутикулы,
Кому стрижёт, кому затачивает остро,
Кому рисунки на ногтях, кому-то просто
Покрасить ровно, а кому поставить стразы.
Такие разные клиенты и заказы.
Объединяет всех одно: всегда присущее
К обрезкам собственных ногтей их равнодушие.
Беспечный белый человек, твой ноготок
Увязнет — попадёшь ты полностью в силок.
Закрыв салон, Катрин сметёт обрезки в банку
И отнесёт на почту завтра спозаранку.
И самолёт доставит срочную посылку
К шаманке бабушке, в село на Танганьику...
Сгорают ногти на магическом огне,
Стареют их хозяйки в северной стране
И молодеет маникюрщица Катрин
Ещё на века три, ещё на века три...