Re-Vision — @дневники: асоциальная сеть

воскресенье, 11 октября 2015

16:17

Постмодерн подсмотрен

Нимношк ссылок на 6/14 номер НЛО

• Обзор работ по "неестественной" нарратологии

Статьи проблематизируют понятия "естественного" и "неестественного" повествований, черты неестественного в естественном, неестественность естественного, историческую подвижность границы естественности и кароч всё в этом духе.

• Про интерсубъективность интерпретаций и её основу в коллективной чувственности

О герменевтике, роли читателя в производстве смыслов и роли сообщества в том, чтобы эти смыслы были в той или иной мере общими и устойчивыми.

• О визуальности древних текстов и современных комиксов

Вкратце: визуальность древних текстов сама была текстом, каждый текст мыслился как материальный и любая его копия являла собой новый текст, поскольку в древнее время установки на копирование не было и не было инварианта текста. В современном мире любой текст заточен под копирование, в том числе визуально активные тексты вроде комиксов. У них уже есть инварианты, есть разделение текста на материальный, выраженный в данной копии, и медиальный - инвариант, голый текст. В целом нынешняя визуальная активность культуры выглядит как новый виток развития, отрицание отрицания: средневековая визуальность, изменённая долгим присутствием в гуттенберговой галактике, возвращается на новом уровне.

@темы: ссылки, литвед

URL

16:06

Постмодерн подсмотрен

Внезапно срач вокруг Алексиевич разгорелся в другой плоскости, в которой я его и не ожидал. Серьёзно, не думал, что политота так может уебать мозги людей, что они признание русскоязычной прозы восприняли как плевок в сторону русскоязычной культуры. Ох пиздец, что это за хуйня-то? Или это комплексы какие у людей? у меня за эти дни синяк на лице от фейспалмов появился.

И другая проблема: люди не различают журналистику и вербатим. А особо ушлые из упоротого лагеря, которые знают о вербатиме, стараются объяснить, что проза Алексиевич - не он. Но, разумеется, никаких доводов, кроме эмоциональных вскриков и кудахтанья, они не приводят.

Проблема в том, что я сам не могу объяснить толком границу между интервью и вербатимом, которую я ощущаю. Вот ощущаю. Если попробовать всё-таки рационализировать, то, наверно, отличие в масштабе и степени присутствия второго автора (у редимейда есть два автора: первый делает вещь как вещь, второй эту вещь помещает в нужный дискурс, чтобы сделать искусством). Масштаб - не только количественный, но и исторический. Количество голосов прорывается в качество истории. Полифония - кто помнит, в формулировке комитета это слово было одним из главных - отображает всю недостаточность, многогранность и осколочность исторической правды, которая не может быть выражена только в книгах победителей и всяких там единых учебниках истории. Свидетельство жертвы, отогнанного историей на обочину, становится важным для выстраивания более полной исторической картины. А откуда там второй автор и в чём его роль? Второй автор (агрегатор по сути) присутствует на метатекстуальном уровне, в композиции, в противодействии совсем уж агрессивному риторическому дискурсу и в помощи вытянуть из его наслоений личное, телесное, своё. Если вербатим и журналистика, то журналистика того уровня, на котором становится литературой в логоцентрическом её понимании. Вербатим - попытка романа в век развитых ИТ. Ближайший сосед Алексиевич - Достоевский.

@темы: проза, facepalm.jpg, IRL

URL

пятница, 09 октября 2015

21:16

Доступ к записи ограничен

Постмодерн подсмотрен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

10:58

Постмодерн подсмотрен

Блин, какая крутая вещь! Если интернет не врёт (а если врёт, всё равно круто), этот обрывок бумаги со стихотворением сняли пару лет назад в Припяти

Лежит на подоконнике какого-то дома.

В том же источнике есть ссылка на это стихотворение полностью на Стихи.ру, автор — Любовь Сирота, кроме того, изначально текст был опубликован в цикле "Ноша", посвящённом Припяти в 1990 году. Но! Если сравнить. Этот цельный текст из интернета — какая-то банальная графомань. В контексте цикла 90-го года — свидетельство сомнительной художественной ценности. А этот кусок текста, набранный на машинке, оставшийся на обрывке в заброшенном городе — это восхитительная вещь. Даже если он "сделан" сознательно как художественный жест, а не редимейд (я сначала подумал на второе, но сейчас подозреваю всё же первое).

Это я о том, насколько существенна не только поэтика конкретного текста, но и контекст, в котором она пребывает. И да, medium = message, всё такое. Нечёткие машинописные буквы, серая и грязная бумага и, главное, этот неровный отрыв, сталкиваясь со смыслами текста, деформируют их и значат не меньше, чем сам текст.

И, на мой взгляд, в данном виде текст только выигрывает, становится мощнее и убедительнее, чем в своём полном и более уютном виде.

@темы: поэзия, Вконтакте

URL

01:05

Постмодерн подсмотрен

Срач вокруг Алексиевич безблагодатен: смотрите, две нации спорят, у кого хуй стал длиннее.

А ведь это хороший повод вспомнить, что кроме заборов есть поля, объединяющие разнородное. "Русский писатель" или "белорусский писатель" - это скорее ярлыки, чем определения. Определения длиннее и подробнее. Тут надо вспомнить и язык, на котором работает автор, и его реальное гражданство, и его собственное ощущение принадлежности к некой нации, и тот культурно-исторический материал, с которым автор имеет дело, и культурный бэкграунд, интертекст.

Вот, скажем, есть Шамшад Абдуллаев. Он живёт в Узбекистане, сам вроде узбек по национальности. Ландшафт Ферганы - пожалуй, главный герой его поэзии, т.е. некая, эмм... миметическая что ли база - тоже узбекская. Но пишет он по-русски. Ок, но и тут не всё просто: культурный бэкграунд в его поэзии при этом нихуя не русский, вся она укоренилась в колыбели европейской и американской поэзии, никаких культурных намёков на русскую поэзию нет и в помине. Чей же это поэт? Давайте вот всё соберём в ладный ответ: Абдуллаев — русскоязычный поэт, узбек и гражданин Узбекистана, работающий с ферганским миметическим материалом в русле европейских и американских культурных традиций. Длинно? Зато обстоятельно, без ярлыков и заборов.

Возвращаясь к Алексиевич получим чот вроде того: русскоязычная писательница, белоруска (правильно написано, нет?), работающая с историко-культурным материалом, общим для нескольких наций/ государств/ культур.

Хотя всем похуй, наверное, каждый примазаться хочет, будто если он одной национальности с Нобелевским лауреатом, то это его личная заслуга и делает его каким-то особенным. Да, Алексиевич получила премию, но ты-то какое имеешь к этому отношение? (это я к себе в том числе, а то ведь тоже испытывал приятные чувства лишь на основе того, что пишу и говорю на одном с ней языке — пиздец достижение, не правда ли?)

(вполне вероятно, что я тут ошибок наделал, в том числе фактических, если заметили, намекните, я просто немного нетрезв))

@темы: размышления

URL

четверг, 08 октября 2015

19:31

Постмодерн подсмотрен

08.10.2015 в 20:08

Пишет Константин Редигер:

Как, наверное, и половина из вас, я думаю над дурацкой темой: можно ли считать Алексиевич русским нобелевским лауреатом.
Понятно, что это не имеет значения. Книжки ее от этого не станут ни лучше, ни хуже. Но мне интересно как казус.
Проблема в том, что непонятно, как считать.
Какие очевидные доводы за?
Она пишет на русском. Самый сильный довод. Но не считаем ведь мы Хемингуэя и Гордимер английскими писателями или Елинек - немецкой, хотя они писали на английском и немецком. Более того, есть и еще более странные случаи. Скажем, я бы никогда не назвал Найпола английским писателем, хотя он пишет на английском и, более того, живет в Британии.
Происхождение из Советского союза. Но в рамках этой логики надо было бы считать русским нобелевским лауреатом Генрика Сенкевича, так как он был подданным Российской империи, и даже Зингера, который тоже родился в Российской империи. В рамках той же логики Шойинку нужно считать английским писателем.
С другой стороны основной контрдовод тоже слаб. Это страна проживания. Но если считать по стране проживания, то Бунин и Гао Синцзянь - французские писатели, а Бродский - американский поэт.
Второй контрдовод - Алексиевич первые свои вещи опубликовала в СССР. Это верно, но совершенно непонятно, почему из-за этого ее нужно считать русской писательницей: если бы она публиковалась, скажем, на грузинском, это бы и в голову никому не пришло.
Говоря короче, единственным разумным критерием мне представляется мнение самой Алексиевич, которое я себе не представляю. В интервью, которые я читал, она связывает себя прежде всего с белорусской литературной традицией. Если это действительно так, то нужно оставить имперские амбиции и порадоваться за белорусов. Более того, это исторический момент для русскоязычной литературы: единое культурное пространство теперь официально демаркировано. Это страшно интересно.

URL записи

@темы: проза, размышления

URL

16:43

Постмодерн подсмотрен

Можно по-разному относиться к Нобелевке по литературе, в конце концов, литература там присутствует лишь постольку поскольку, но то, что это мощный легитимирующий институт, трудно отрицать. Как бы то ни было, приятно, когда её получает человек, работающий в моей родной языковой стихии. Если кто вдруг пропустил, премию получила Светлана Алексиевич.

@темы: проза, IRL

URL

воскресенье, 04 октября 2015

18:18

Постмодерн подсмотрен

Интереснейший диалог двух интересных художников, Анатолия Осмоловского и Евгения Антуфьева о материале

Пост на Сигме приурочен к выставке Антуфьева «Семь подземных королей, или краткая история тени», иллюстрирована фоточками скульптур Антуфьева, некоторые из которых я невозбранно спиздил сюда, ибо они крутые) и копипасточка интересная, да
Осмоловский: <...> Вот скажите, если говорить про ваши скульптуры, которые сейчас будут выставлены. Вы их сравниваете с детскими скульптурами, для площадок и так далее. Но с другой стороны, если поставить такую скульптуру на детскую площадку — туда ребенка будет привести проблематично. Ребенок ведь испугается.

Скульптура на детской площадке, автор неизвестен.

Антуфьев: Возле моего дома были какие-то безумные старички-лесовички, какие-то демоны, головы из пенька, обезьяны с лапами-сучьями, русалки-тотемы. Никогда с ними не играл и не видел, чтобы кто-то играл. Это довольно зловещие вещи. Детям это все совершенно безразлично, они боятся каких-то странных вещей, которых мы никогда не догадались бы бояться. Больше всего они любят и боятся неопределенного: тени, которые еще не сформировались. Шорохи. Я всегда спал под одеялом с головой и это была идеальная защита от всего, что шуршало и трепетало за окном. Хотя я не смог бы сформулировать, что это, не смог бы это нарисовать.

Осмоловский: Выходит, это абсолютно обособленная субкультура получается, причем совершенно неисследованная.

Антуфьев: Это да. Если возвращаться к вашим работам, то ваша серия «Хлеба» — это что-то из детства. Пытаешься заснуть, вглядываешься в обои, ковры, и внезапно все это в галлюцинозе превращается в какие-то лица, фигуры. И несмотря на то, что это орнамент, там есть, как бы это сказать…

Осмоловский: Антропоморфность.

Антуфьев: Да. Абсолютно антропоморфные черты. Мне очень нравится название серии, оно открыто для интерпретации и все равно это некая ритуальность, подношение чему-то.

Осмоловский: В то время я интересовался различными предметами, которые мы не замечаем. Я хотел создать неопознанный объект. Но проблема в том, что традиционный неопознанный объект в современном искусстве — это некое осциллирование, от слова осциллограф. Что-то между мусором и искусством. И я подумал, что хорошо было бы создать неопознанный объект, между искусством и ритуальным, религиозным объектом. То есть непонятно: или это объект искусства, или религиозный объект какой-то секты. И в этом смысле ваши работы, которые вы сейчас делаете, они тоже зависают между ритуальным и художественным.

Антуфьев: Мне нравится, когда выставка превращается в какой-то археологический объект, когда ты смотришь и пытаешься понять, зачем это. Пытаешься расшифровать знаки. Выступаешь в роли археолога. Большинство этнографических и археологических записей основаны на каких-то сплошных допущениях. Представляю, как они входили в египетские гробницы, насколько чуждыми они казались. Образы, которые сложно с ходу атрибутировать, самые интересные.

Немного "хлебов" Осмоловского

И "подземных королей" Антуфьева

@темы: ссылки, арт, копипаста

URL

пятница, 02 октября 2015

20:28

Постмодерн подсмотрен

• О вакуумной поэзии Ры Никоновой в контексте сверхмалых текстов

Все эти рассуждения о вакуумах и таблицах приёмов интересны и сложны, но я взял на вооружение другое, а именно различение «пустотных» и «нулевых» текстов:

Первый тип — тексты с акцентированной визуальностью: пустое пространство основного текста в них обладает довольно жестко заданным объемом («площадью») внутри ЗФК <заголовочно-финальный комплекс>. Функция данной «пустоты», как правило, — служить эквивалентом словесных знаков, предполагаемых, потенциально возможных либо аннигилированных на данном пространстве. Примером таких текстов являются «пустые» строфы в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин», состоящие из «эквивалентов поэтического текста» (Ю. Тынянов) — рядов отточий; или, в более «чистом» виде, «Белый сонет» Генриха Сапгира, объем которого коррелирует с пространством, требующимся для 14 сонетных строк.

«Нулевые тексты» — те, в которых пустое пространство листа не является необходимым, хотя и может присутствовать как «носитель» данного типа текстов. Иначе говоря, «нулевой текст» сводится исключительно к ЗФК, нередко в свою очередь сильно редуцированному. Канонический пример такого текста — знаменитая «Поэма Конца (15)» Василиска Гнедова, представляющая собой жанровый надзаголовок в позиции заглавия — чем и исчерпывающаяся.

Ну, я тут свой "Contemporary сонет" вспомнил - нулевой текст как есть, только с гипертрофированным паратекстом (насколько я помню, сноски не входят в собственно ЗФК, но являются паратекстом, порой входящим непосредственно в текст). А вот примеров пустотного текста вроде у меня нет)

@темы: поэзия, ссылки, литвед

URL

понедельник, 28 сентября 2015

11:57

Постмодерн подсмотрен

В Амстердаме установили памятник Осипу и Надежде Мандельштам, копию памятника, установленного в Петербурге в 2010 году (авторы те же). Весьма своеобразная фактура и фотки неоч сделаны, но выглядит как-то так

На постаменте слова

О, как же я хочу,
Нечуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем!

Стихотворение 1937-го года, кстати, позднейшее. Удивительно оно именно своим светом и лёгкостью. И концепция памятника о том же: никакой тяжести, мученичества и прочих тёмных сторон. Тут оценивать односторонне невозможно, но, наверно, такая трактовка не менее хороша. Она основывается не столько на биографии, сколько на самой поэзии тех лет, а она была именно такой, светлой, звучной и крылатой.

ссылко

@темы: поэзия, ссылки, IRL

URL

воскресенье, 27 сентября 2015