Циклы стихов хороши тем, что их легко и интересно деконструировать. Мне на сайте Литсовет заказали рецензию на главу из рубайята одного местного автора. И я с удовольствием поиграл
Пост длинный.
ТекстРубайат-2013. гл.3 Немного и не только о вере.
**3** Нелепая мудрость терзает меня. Сомненья сжигают сильнее огня. Пошли мне, Творец, оглупление верой. Иначе вопросы погубят меня.
**298** Святый Боже, Святый Крепкий!... - я молюсь. Харе Рама, Харе Кришна!... - я молюсь. Помоги мне, кто б ты ни был! - я боюсь, Что не справлюсь, что не сдюжу... Я - молюсь
**289** Богохульствовать? Увольте! Суета. Правду знает лишь могильная плита. По дороге к ней сквозь полчища сомнений, Не заменит людям веры пустота.
**483** Пусть не для плахи ты рождён, не на убой, Но повсеместно подтверждается судьбой И то, что сущее тебя, конечно, любит, И то, что с лёгкостью пожертвует тобой.
**634** Может пешка твоя превратиться в ферзя, Может битою быть и погибнуть зазря, И неважно, ту пешку ты любишь, не любишь - Боги пастве своей ни враги, ни друзья
*** На самом краю Великого Лесного Утёса, свесив ножки, сидели три Великих Пророка. Где-то далеко-далеко внизу плескалось Великое Пресное Озеро.
Со стороны леса к Пророкам подошёл мальчик и попросил пить.
- Я научу тебя, - сказал первый Пророк. - Возьми все свои деньги, весь свой скарб и увяжи в узел. Затем помолись Всеблагому Единому Богу Вукуше и со всей силой брось узел с Утёса в Озеро. Если ты всё сделаешь правильно, и твой узел окажется достаточно велик, Вукуша поднимет капли живительной влаги так высоко вверх, что при определённом проворстве ты сможешь поймать некоторые из них ладонями или ртом.
- Не слушай этого шарлатана, - сказал второй Пророк. - Сотни людей уже выбросили в озеро своё имущество, но каждый раз оказывалось, что или молились они недостаточно хорошо, или узелки были маловаты, или проворства не хватало. А почему? А потому что нет никакого Вукуши. И не молиться надо, а ругаться. На Старого Брунгильдера, Единственного и Неповторимого. Так ругаться, чтобы он рассердился, поднял ветер, вздыбил волны, обрушил их на Утёс, тогда и до нас капли долетят... Если хочешь, можешь отдать мне свои деньги, и я поругаю Брунгильдера вместе с тобой.
- Не отдавай, - вмешался в разговор третий Пророк. - И не слушай этих пустомель. Слушай меня, я знаю. Молиться не надо, ругаться не надо, просто ляг и ощути своё единение с миром. Ощути себя его частью, ощути себя им. Тогда мир услышит твои желания, над нашими головами сгустятся тучи, пойдёт дождь, и ты получишь не жалкие капли, а целые потоки наичистейшей воды. Напьёшься вдосталь
Мальчик вздохнул, облизнул пересохшие губы, помолился своему Тудли-Мудли и принялся рыть колодец.
**582** Что ни спорщик, то всем благородства пример, И, конечно, знаток обсуждаемых сфер, Но никто ничего никому не докажет - Слишком много единственно истинных вер.
**519** - Долой религию! Пора вставать с колен! Не проповедник в храме служит, шоумен!... Звучит, не правда ли? Жаль, смысл атеизма - Отняв иллюзию, другую дать взамен.
**402** В окружающем мире разброд и раздрай, Легче верить в геенну, чем чувствовать рай. Вместо Будды, Христа, просветления, Дао Покорила людей философия "Дай!"
**178** Никто не спорит, что гордыня – смертный грех, Но стал давно мерилом жизненным успех, Вот и сменяется порой потребность в Боге Желаньем истовым молиться круче всех!
**291** То ссоры, то войны, но злобы людской не унять, За мир во всем мире в кого-то стреляют опять. Блажен, кто всю жизнь положил на познание Бога, Да здравствует тот, кто соседа пытался понять!
Глава из рубайята русскоязычного поэта с тематическим заголовком "Немного и не только о вере". Глава состоит из 10 русскоязычных рубаи и одной прозаической притчи. Учитывая неоднозначность темы и право каждого на свободу совести и вероисповедания, я не собираюсь обсуждать высказанные автором в главе мысли и тезисы. Гораздо больше меня интересует структура главы и те размышления (уже лично мои, читательские), на которые она наводит. Рассмотрим же, как составлена глава и что из этого выходит. Для этого есть несколько путей.
Самый простой путь — следование авторской композиции. Глава имеет довольно чёткую, симметричную композицию: открывается пятью рубаи, в центре находится притча, а после притчи — ещё пять рубаи. Местонахождение притчи и её жанровое, родовое и метрическое отличие от основного корпуса текстов говорят об особой семантической функции этого текста. В притче в аллегорическом виде представлена квинтэссенция основной идеи всей главы. Привычные роли прозы и поэзии поменяны местами: прозаическая притча аллегорична и образна, а стихотворные рубаи риторичны и говорят прямым текстом. Потому притча лаконичнее, но полнее выражает то, что автор напрямую транслирует через рубаи — до сухости напрямую, до газетного заголовка и сентенции. В итоге в главе рубайята главным жанром (поэтическим в широком смысле этого слова, истинно художественным) оказывается не рубаи, а притча. Она заменяет фрагментарную речь лирического героя-ритора цельным художественным повествованием от третьего лица.
Речь в притче идёт о том, каким путём человек пытается достичь истины (испить воды Великого Пресного Озера). Три пророка получают эту воду по-разному, но каждому достаются лишь капли или даже совсем не та вода. Мальчик в итоге решает самостоятельно вырыть колодец, чтобы получить достаточно воды. Бога он лишь призывает как помощника, как благословителя его собственного дела. Грубо говоря, смысл притчи вполне можно передать известной поговоркой "На бога надейся, а сам не плошай".
Рубаи-часть главы в целом проводит примерно ту же идею: пусты разговоры о вере, не они дают живительную влагу истины. Бог так же далёк, как само мироздание (рубаи 483, 634), а люди, пытаясь рассуждать о нём, лишь спорят о собственных и чужих иллюзиях. Для познания же истины необходимо "рыть колодец", а не сидеть "на самом краю Великого Лесного Утёса, свесив ножки" и спорить, от какого способа общения с каким богом перепадает больше капель. Вера подходит для "оглупления", то есть, для того, чтобы не терзаться сомнениями, которые неразрешимы в этой жизни и мешают рыть этот самый колодец. А технологию, по которой колодец надо рыть, автор излагает в финальном рубаи, 291. Пресная вода истины — земная, и заключается она в грамотном устройстве человеческого общежития, над чем властен вовсе не некий бог, а сам человек. И пусть бог, даже выдуманный, какой-нибудь Тудли-Мудли, поможет в этом деле, но не сделает его за тебя.
Но текст умеет и сам разговаривать с читателем, а не только подчиняться авторским конструкциям. Кроме созданной автором искусственной композиции есть другие композиционные решения.
Например, автор сознательно сделал порядок рубаи в главе не таким, в каком они писались непосредственно: каждый рубаи имеет свой порядковый номер, но в тексте они представлены в ином порядке. Изменится ли ход мысли, если мы восстановим хронологический порядок стихотворений?
Начало остаётся прежним (3), но вот подкрепления себе оно не находит: исповедальность сменяется эпиграммой (178) и читается уже в ином ключе — как вступление к обличению и одновременно как позиция героя по отношению к обличаемой ситуации: герой ищет истинной веры, а не желает молиться круче всех. Следущий рубаи (289) обращает внимание к другой стороне проблемы: как показная молитва, так и богохульство одинаково плохи. Рубаи 291 (заметим, что он хронологически очень близок предыдущему) продолжает обличительную тему и заканчивает её сентенциональным выводом, из которого следует дальнейший рубаи (298): теперь гораздо яснее, о чём молится герой, с чем он боится не справиться — его "работа" заявлена в конце предыдущего стихотворения, он стремится "понять соседа". После существенного разрыва в 100 стихотворений герой возвращается к обличительной риторике (402), которой оттеняет дальнейшие философские обобщения (483): "философии Дай" придерживается и само "сущее", безжалостно гнущее свою линию. Эпиграмматическая линия вплетается в философскую. Возвращение к первой в двух последующих рубаи (519, 582) необходимо для усиления финала (634), в котором воедино собраны обе линии: финал главы приобретает мрачноватые фаталистические оттенки, пороки общества обнаруживаются в самом мироздании, а бог далёк и недоступен. В этом контексте притча звучит иначе: как горькая усмешка над наивным мальчиком, который вряд ли доберётся до воды, в то время как обманщики-пророки живут себе успешно.
В то же время и вся глава читается совсем иначе: это не решительный переход от ненужных сомнений и рефлексий к копанию колодца, а наоборот — погружение в сомнения и рефлексии, приобретающие всё более мрачные тона.
На основе своих метрических и строфических данных рубаи составляют группы, в которых далёкие и композиционно, и хронологически стихотворения сближаются и обнажают собственные сходства и различия.
10 стихотворений образуют 4 группы: амфибрахийную, хорейную, ямбовую и анапестовую.
Амфибрахием написаны первый и последний рубаи главы (3 и 291). При этом рубаи 3 написан 4-стопным амфибрахием, задавая структуру размеров всего цикла (4-стопные трёхсложники и 6-стопные двусложники имеют одинаковое количество слогов в стихе — 11-13, в зависимости от вида клаузулы), а рубаи 291 написан 5-стопным метром, завершая цикл новой метрической схемой. Такая симметрия имеет смысл. Глава превращается в спираль, возвращаясь к тому метру, с которого начиналась, но удлинняя его, переходя как бы на новый уровень. Это же продолжается на семантическом уровне в виде интеллектуальной эволюции героя: рефлексирующий агностик из рубаи 3 становится человеком с чёткой социально-философской позицией.
6-стопным хореем написаны рубаи 298 и 289 — ещё одна симметрия: здесь и числовая анаграмма, и композиционный порядок. 298 в композиции стоит перед 289, в математическом ряду — наоборот, а хронологически между ними находится только что упомянутый рубаи 291. Но эти порядки мы уже рассмотрели и заметили близость этих стихотворений. Куда интереснее их различия. Так, рубаи 298 стоит особняком в главе благодаря своей схеме рифмовки: АААА. При этом классическая схема рифмовки рубаи сохраняется, только на другом уровне: стихи 1, 2 и 4 имеют тавтологическую рифму и лишь третий стих отличается. Тавтология в рифме, скорее всего, восходит к такому приёму восточной поэзии, отсутствующему в русской, как редиф. Редиф — это небольшой рефрен, находящийся за рифмой. Например, рубаи Хайяма в переводе Плисецкого:
Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла, Словно пьяная ночь, беспросветно прошла. Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью, Как меж пальцев песок, незаметно прошла.
Здесь есть и классическая рифмовка (бесследно-беспросветно-незаметно), и редиф (прошла). Русские поэты могут не знать про редиф и считать его тавтологической рифмой. Здесь, видимо, такой случай. Редиф является хорошим средством семантического выделения. В приведённом переводе рубаи Хайяма мрачноватые коннотации слова "прошла" в соединении с не менее мрачными рифмами берут верх в семантико-эмоциональной палитре. В рубаи 298 отчаянный рефрен "я молюсь" и особенно его модификация "я — молюсь" соотносится с эмоциональным настроем начала главы: герой в отчаянии от собственных сомнений. Итак, рубаи 298 заканчивается словом "молюсь", а следующий за ним рубаи 289 начинается со слова "Богохульствовать". Эта игра антонимов на стыке соседних и одноразмерных стихотворений — мощное средство для обозначения композиционного (риторического) поворота, перелома, а числовая анаграмма этому только способствует. Рубаи 298 и 289 знаменуют собой переход от отчаяния к действию.
Две другие группы имеют по три стихотворения и в композиции эти группы как бы проникают друг в друга (в отличие от первой, охватывающей главу кольцом, и второй, с которой глава практически начинается).
6-стопным ямбом написаны рубаи 483, 519 и 178. 4-стопным анапестом: 634, 582 и 402. По одному представителю обеих групп мы встречаем непосредственно перед притчей: сначала ямб, затем анапест. Остальные находятся уже после притчи и в другом порядке: сначала анапест, потом ямб. И снова мы наблюдаем интересную композиционную симметрию. Но для начала рассмотрим взаимоотношения рубаи в группах.
Если смотреть на ямбовую группу в композиционном порядке, развитие мысли будет следующим: утверждение жёсткого закона мироздания (483) отрицает иллюзии атеизма, в то время как оратор-атеист, чья прямая речь приводится в рубаи 519, говорит верные вещи и герой его поддерживает в рубаи 178. Но ведь практически то же самое мы наблюдаем и в анапестовой группе: начало такое же (634), только ещё жёстче (любовь уже не имеет значения), вывод из него такой же (582), только более общий (не столько про атеизм, сколько про споры о вере вообще), а завершается линия таким же обличением человеческой гордыни (402), только в более мрачных красках (в мире "разброд и раздрай", "геенна"). Ямб, являющийся нейтральным русским метром и лучше всего подходящий для непосредственного изложения мыслей, проводит основную смысловую линию, анапест же, как более длинный метр, а также, по признанию многих, более жёсткий, "маршевый" (из-за длинного "размаха" безударной части), усиливает ямб. Поэтому, наверное, ямбовый рубаи вводится раньше анапестового до притчи, а после притчи раньше вводится чистый анапест для переключения внимания обратно от прозы к стихам.
Здесь я уже воздержусь от комментариев и просто задам несколько вопросов, на которые каждый может ответить по-своему.
**3**. "Творец" — принятое в исламе обращение к богу, часто это слово встречается в переводах восточных поэтов, в том числе Хайяма. Интересно то, что во всей главе нет ни единого намёка на ислам. Речь идёт либо о религии или вере вообще, либо о христианстве и дальневосточных конфессиях (буддизм, кришнаиты, даосизм). Откуда здесь этот Творец? Не влияние ли это жанрового ореола на автора?
**289**. "сомнений не заменит людям веры пустота". Не правда ли, смысл кажется иным? Что не заменит что? Пустота веры не заменит сомнений или пустота не заменит веры? Или пустота не заменит сомнений людям веры?
**483**. Если сущее тобой жертвует, не значит ли это, что ты именно что рождён для этой жертвы? А если не значит, то причём тут судьба? Судьба — это то, что суждено или тот путь, что мы наблюдаем в прошлом из сегодня?
Можно ли вырыть колодец с утёса до озера? Та ли вода будет под землёй, что и в озере?
**519**. "Не проповедник в храме служит, шоумен!" Разве шоумену с его возможностью обращения к широкой аудитории не проще и эффективнее всего быть проповедником?
**402**. "Легче верить в геенну, чем чувствовать рай." Разве это не естественно, что верить легче, чем чувствовать? Если чувства нет, как его вызвать? Что в этом такого "разбродного"? А мальчик из притчи разве не последовал философии "Дай" вместо веры в богов?
**178**. Успешна ли молитва "круче всех"? Если да, то что в этом плохого? Если нет, то как связан успех с крутизной молитвы?
А вывода не будет, иначе зачем эти разночтения, если их нужно потом подбивать к какому-то объединению и синтезу? Бережно разобрав конструкцию и показав несколько моделей для сборки, оставим детали на столе — пусть каждый соберёт что-то полезное для себя.
Как-то я писал про интересную форму визуальной поэзии, изобретённую Дм. Авалиани — листовертень. Если что, вот этот пост. Сегодня ВК я нашёл листовертень ready-made. Вот он:
Три литературоведческие статьи вокруг трилогии Носова о Незнайке. (НЛО, N°76, 2005)
1. Самая простая статья расскажет об аллюзиях из Ревизора в Незнайке. Там довольно просто, даже похоже чем-то на школьное сочинение. Сравниваются Хлестаков и Незнайка. Основной упор идёт на первую книгу трилогии, хотя и о других книгах тоже упоминается.
2. Самая сложная статья — стиховедческий анализ (по Гаспарову) стихов из Незнайки и других детских стихов. Несмотря на то, что многие специальные обозначения и схемы объясняются в сносках, плохо разбирающимся в гаспаровской теории будет читать сложновато. Но, главное, статья полна довольно спорных тезисов и выводов и, самое плохое, — явных опечаток и даже фактических ошибок. Например, очевидная опечатка: написано: "В стакане умещусь, 0.3.0" хотя ясно, что схемой строки является 1.3.0 (– / – – – /). Спорной мне показалась также схема "С огня улечу, 0.3.0" (то есть, схема такова: / – – – /) — почему с Огня-то, а не с огнЯ (со схемой 1.2.0: – / – – /)? И, наконец, явная фактическая ошибка: "в третьей используется женская приблизительная [рифма] – лягушкА- брюшкО" — рифма является точной (если не обращать внимание на опорный, но на опорный и до этого не обращали внимание, назвав точными рифмы "кузнечик-огуречик" и "травку-козявку"), поскольку в заударной позиции буквы А и О обозначают один звук [ъ].
3. Интересная статья, содержащая небольшой анализ структуры "Незнайки на Луне" с элементами деконструкции. Кроме того, немного упоминается и вторая книга трилогии. Илья Кукулин опровергает популярный штамп о том, что "Незнайка на Луне" — книга чисто идеологическая и является лишь сатирой на западный мир: природа её сатиры глубже идеологии, а структура сложнее пафмлета или банального конъюнктурного заказа.
Необходимо понимать (и помнить), что литература постмодернизма — это не только и даже не столько утончённое письмо для интеллектуалов, расшифровывающих его, как лабиринт. Нет, это лишь одна часть подобной литературы — и очень маленькая часть. Я бы назвал эту литературу постмодернизмом в модерновом контексте. Другая же, обширная, огромная и, наверное, репрезентативная часть — это то, что мы по модерновой привычке пренебрежительно называем "массовой", "бульварной", "низовой" литературой, паралитературой. А я бы назвал это постмодернизмом в постмодерновом контексте (различая постмодернизм как направление и постмодерн как состояние культуры). читать дальшеПодходя к оценке литературы постмодернизма с позиции модерна, мы искажаем суть направления. Появляются такие странные выражения, как "низовой" и "массовый" постмодернизм. Для адекватного понимания сути направления мы должны рассматривать его с позиции той культуры, в которой он обитает, в контексте этой культуры — в контексте постмодерна. А это значит, что необходимо взять за точку отсчёта иную аксиологическую систему. Привычная нам (настолько, что кажется сама собой разумеющейся, объективной и постоянной) модерновая аксиология, с её ценностями "новизны", "оригинальности", "авторского голоса", "мастерства" и "элитарности", с её упором на линейный, законченный и ограниченный текст (произведение, книгу) утратила актуальность. Прежде всего это связано с изменением сути текста. Он перестал быть линейным, законченным и ограниченным — он стал ризоматическим, фрагментарным и интерактивным (гипертекст). Нормальное явление для такого текста — центонность, ассамбляж, цикличность и гетерогенность. Но мало того. Вторая причина переоценки ценностей — смена оптики в системе "автор-текст-читатель" в пользу читателя. Мы теперь можем говорить лишь о новизне для конкретного читателя (а также о том, является ли она для него ценностью), об оригинальности читательской интерпретации, о смерти и немоте автора в письме и возрождении и звучании его в читателе, о том, какое именно мастерство необходимо читателю и о том, что элитарным является читатель, а не текст.
А также необходимо помнить, что у каждого направления есть идеологи (например, У. Эко), рефлексирующие над сутью и местом направления в культуре; есть сознательные творцы (да тот же Эко или Павич), рефлексирующие над собственным творчеством в контексте направления и культуры; и есть стихийные творцы (например, Донцова, чисто как ярлык, хотя тут уже конкретные имена менее важны, ниже скажу, почему), которые просто подчиняются стихии культуры и потому оказываются в её контексте. Модерновое сознание признаёт литературу лишь первого вида творцов, считая творцов второго вида творцами второго сорта и просто паразитами. Постмодерновое сознание не делает таких различий, утверждая а) ценность любого творческого акта, б) право читателя расставлять приоритеты самостоятельно и в) релятивность любой системы ценностей и, вследствие этого, паритет всех систем.
***
Когда я вижу в книжном магазине огромные длинные полки с надписями "Российская фантастика (фэнтези)", "Российский детектив" или "Сентиментальная литература" (она же "женский ("дамский") роман"), я понимаю, что текст — это все эти полки разом, в совокупности, а не отдельная какая-то книга или автор. Хотя есть представительные бренды-ярлыки, но это лишь бренды-ярлыки, яркие детали этого гипертекста, а вовсе не самостоятельные тексты. Спираль заходит на новый виток, отрицание отрицания срабатывает и мы возвращаемся в домодерновую эпоху на новом этапе её развития.
Лично я назову эти полки более постмодернистским (тру-постмодерн) текстом, чем, скажем, творчество Сорокина или Эко, без стеснения трясущее своим авторством.
И да, в тему статья из НЛО вторую часть которой (тезисное изложение монографии Зиминой) надо прям выучить и помнить назубок
Михаил Леонович [Гаспаров] сразу после конференции [Пушкинская конференция в Мэдисоне, 1996] отправлялся в Москву. И вез с собой небольшую сумму денег в североамериканской валюте. А в 1996 году в постсоветских банках и обменных пунктах не принимали а) долларов, слегка мятых, б) долларов, слегка потертых (требовалось, чтоб купюры выглядели так, будто несколько секунд назад вышли из-под пресса), и, наконец, в) долларов как таковых. То есть купюры достоинством в один доллар США почему-то вызывали во всех финансовых инстанциях острые подозрения и, как правило, с негодованием отвергались. Для успешного совершения банковских операций (типа обмена) требовались ассигнации более крупного достоинства.
читать дальшеЗадача, таким образом, состояла в следующем: изъять у М.Л. Гаспарова некондиционную валюту и коллективными усилиями заменить ее кондиционной. Чтобы повысить эффективность этой операции, участники встречи высыпали всю свою наличность на стол. Возглавил операцию, если не ошибаюсь, А.Л. Осповат. Возложенные на него бухгалтерские задачи были не из легких. Прежде всего, нужно было оценить каждый дензнак с точки зрения его внешних и внутренних достоинств. Если он радовал глаз и был крупнее одного доллара, то переходил к М.Л. А к прежнему владельцу, наоборот, переходили некондиционные купюры, способные удовлетворить только неприхотливые вкусы диких американцев. Однако при этом требовалось еще выдавать сдачу тому, кто оказывался владельцем кондиционной десятки-двадцатки. Если у М.Л. находилась эквивалентная некондиционная, то вопроса, собственно, не возникало; если же нет, то приходилось прибегать к многоступенчатым обменным манипуляциям. В результате несколько салфеток оказались испещрены сложными математическими исчислениями.
За нашим длинным столом (сооруженным из нескольких сдвинутых маленьких столиков) воцарилась неслыханная финансовая активность, как в процветающей конторе какого-нибудь лейденского менялы. Денежные потоки текли, прихотливо изгибаясь. Звенящий голос А.Л. Осповата, быстро обогатившийся интонациями профессионального биржевого маклера, уверенно заполнял помещение.
И тут мой взор случайно упал на стойку. Около нее выстроились хозяин ресторанчика и не очень многочисленный персонал. Они смотрели на происходящее с почтительным ужасом.
Что они могли думать о нас? Группа иностранцев в клубах табачного дыма (тогда и в страшном сне невозможно было представить, что в ресторанах когда-нибудь запретят курить!) бесцеремонно считает и делит за столом наличность (наличность!!!), никого не смущаясь и громко переговариваясь на неизвестном языке. Причем эпицентром этой деятельности, несомненно, является молчаливый человек, сидящий во главе стола с несколько отрешенным видом. Не курящий, не принимающий непосредственного участия в захвативших всех финансовых операциях. Кем мы могли быть в их глазах? Только наркодилерами, которые распределяют выручку и передают законный процент своему молчаливому, но грозному шефу. Если бы кто-то попытался им объяснить, что происходит НА САМОМ ДЕЛЕ, они бы ни за что не поверили — настолько абсурдно неправдоподобными показались бы эти объяснения.
Покончив с обедом и успешно завершив финансовые операции, мы, усталые, но довольные, поднялись из-за стола и направились к выходу. Хозяин прощался со всеми нами подчеркнуто вежливо, а когда очередь дошла до Михаила Леоновича — распахнул перед ним дверь и низко ему поклонился.
Троллинг как манера общения в интернете (или, прямо говоря, разновидность жизни, бытия: ты в интернете — это твой контент (образуемый им симулякр)) есть душевный эксгибиционизм, это, по сути, то же вниманиеблядство, что и камвхоринг, например, присущее эгоцентрикам и нарциссам, только с упором не на тело и внешность, а на "душу" (личность, внутренний мир). Но это извращённый вхоринг (нормальный проявляется в обычном дневнике), возможный лишь в опрокинутой, карнавальной подаче: отличный способ сублимации и отстранения от Другого (см. ниже о эссе Кристевой). Троллинг есть преодоление отвращения к себе, есть попытка выскрести из себя Другого, дискурсивно выразить и отвязаться наконец от него — тем самым, троллинг есть натуральная замена искусства в его авторских функциях, замена карнавала в его психосоциальных функциях и замена исповеди, понимаемой как стремление человека "отвести душу" и поплакать в жилетку. Последнее, естественно, проявляется через карнавал, исповедь скрыта за ироничными симулякрами, но грамотная деконструкция таки поможет её вскрыть (чего втайне ждёт и боится тролль). Нарциссизм проявляется двояко и противоречиво: это и любование своими симулякрами и реакциями на них, и, в случае разгадки, любование "разгаданным собой" глазами того, кто разгадал (иногда и довольно мазохистское любование). Один из этих видов любования может превалировать, и поведение тролля может быть разным, но, как бы то ни было, цели и функции троллинга обычно сводятся к трём указанным заменам.
читать дальшеРеакции отвращения и ужаса первичны по отношению к любой рационализации, они возникают всегда до того, как мы успеем их осознать. Таким образом, отвратительное — Другой, который предшествует и безраздельно владеет субъектом и которого отталкивает, «выблевывает» этот субъект, чтобы существовать в качестве такового. «Выблевывает» буквально — как молоко, первую пищу, которую мать навязывает ребенку. Это отторжение — первое конвульсивное «нет», с которым маленький человек заявляет о своем появлении.
Отвратительное — «abject» — предшествует возникновению субъектов и объектов, не являясь еще ни тем, ни другим. Именно в силу своей радикальной неопределенности и гетерогенности оно и оказывается отвратительным и внушает ужас: первое, с чем мы сталкиваемся, — этот чудовищный не-объект, из которого мы тем не менее происходим. По сю сторону границ говорящего субъекта образуется поле символического, обеспечивающее его идентичности безопасность и комфорт, позволяющее различать объекты, называть вещи своими именами. Однако эти границы остаются неустойчивыми, над ними постоянно нависает смертельная угроза хаоса, растворения. Отвращение защищает человека от погружения в нирвану бессмысленной и иррациональной стихии всякий раз, когда его идентичность подвергается смертельной опасности.
По мысли Кристевой, с глубокой древности отвратительное было связано с женским началом: в каждой культуре, на свой лад, женщина считалась привилегированным носителем нечистого, скверны, греха, проклятия и т.д. Она характеризует отвращение как «нарциссический кризис на подступах к женскому» (с. 245), первую реакцию ужаса, который испытывает субъект перед гетерогенной материей, «телесным низом», угроза которого исходит от встречи с женщиной, с матерью. Отсюда — страх и запрет на инцест, камень преткновения психоанализа и антропологии. Отсюда — различные типы сублимации, катарсиса, очищения от скверны и греха в религиях и искусстве.
Отвратительное, нечистое, скверное— не качество того или иного объекта, а его исключенное положение по отношению к некой границе, которая определяется структурой (социума, субъекта). Отвращение — оборотная сторона религии, морали и идеологии.
Угроза отвратительного связана со слабостью символической системы, слабостью запрета, слабостью провалиться в ночь безумия. Отвратительное — это то, что заставляет нас говорить. Язык, речь служат щитом, предохраняющим от опасности со стороны другого, не имеющего имени, не представленного символически.
Исключающая граница пролегает в нас самих, за каждым оставляя неприятную изнанку: мы сами — собственная мерзость и отвращение, даже в опыте любви и нежности. Мы сами — своя собственная смерть.
Игра знаков, производимая в поэзии, в художественной литературе, доводит до предела, опрокидывает нормальное функционирование языка, преодолевает его запреты по направлению к тому ужасу, из которого бесконечно черпает говорящий субъект.
Ну вот, у нас остался час до Нового года. Встречаю его полуодиноко и в неважном настроении, к тому же комп внезапно накрылся, так что вообще пичаль. И тем не менее. Друзья-товарищи. Я от всей души поздравляю вас всех с этим праздником, этим психологически необходимым (несмотря на всякие ворчания "ценнеков" о том, что это лишь условность такая — условности важны психологически. Карнавал тоже условность, любой праздник условность, дело же не в натуральности, дело в необходимости) рубежом, желаю хорошо отдохнуть и, в связи с недавними событиями, хочу в новом году пожелать в первую очередь мира: в мире, отношениях и себе. Занимайтесь любовью, а не войной, чувачки
ЦитатыВ законе о противодействии террористической деятельности, который был при Ельцине, определение терроризма было таким: теракт, который уносит жизнь большого количества людей. При Путине терроризм формулируется как «политика устрашения и давления на органы власти». И посыл со стороны Кремля был таким — не допустить возможности того, чтобы террористы диктовали властям, что им делать. А когда у вас происходит подрыв террориста-смертника, никаких политических требований никто не выдвигает, соответственно, угрозы давления и диктовки условий органам власти не происходит.
После взрыва «Невского экспресса» на «Эхе Москвы» выступала одна из бывших судей; она сказала гениальную вещь о том, что по нынешнему закону даже взрыв в поезде нельзя квалифицировать как теракт, потому что политические требования не выдвигались. Вся система ФСБ заточена на то, чтобы не допустить ситуации, в которой террористы заставляют премьер-министра куда-то звонить и выпускать людей из тюрьмы. Государственную систему хотели сделать непроницаемой, и она непроницаема. Давить на нее с помощью терактов в России невозможно, но она не годится для предотвращения подрывов.
Учитывая грядущую Олимпиаду в Сочи, мы должны иметь в виду самый худший сценарий: эта серия важна не сама по себе, поскольку понятно, что нет никаких специальных требований у террористов по Волгоградской области. Они никогда не выдвигались, Волгоград никогда не был частью Северного Кавказа, там не страдало население от войны, там очень небольшая группа националистов и так далее. Нужно учитывать сценарий, в котором эта серия терактов является диверсионной атакой по отвлечению внимания — это очень известная тактика, которой [один из руководителей самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия Шамиль] Басаев пользовался еще перед Бесланом. Если помните, для того чтобы отвлечь внимание спецслужб, была устроена серия терактов в Москве, был взрыв на станции метро «Рижская» — и только потом захватили школу в Беслане. Это очень эффективная тактика по переключению внимания.
Дело в том, что после начала московских протестов [последний президент самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия] Доку Умаров заявлял, что не собирается устраивать теракты именно потому, что идут протесты. Потом он снял эмбарго на теракты — в июле этого года. Самым главным вопросом был следующий: взрывов не было, потому что спецслужбы хорошо работали или потому, что Умаров объявил эмбарго? И есть ли у него люди и возможности для того, чтобы совершать теракты в центральной России? К сожалению, на все вопросы мы получили утвердительные ответы — да, у него есть и люди, и возможности.