понедельник, 05 августа 2013
А вообще, интерактивность в искусстве (в том числе и литературе) существовала всегда и будет существовать, только на другом уровне. Это не банальная нелинейность композиции а-ля Сад Расходящихся Тропок и не прямое воздействие читателя на текст, хотя это и ближе. Истинная интерактивность произведений искусства в
возможности разнообразия интерпретаций. И пока есть художественность — есть эта возможность, поскольку художественность возникает на стыке кодировок, а этот стык уже ведёт как минимум к двоякому пониманию: с позиции первой и второй кодировок. А если учитывать разнообразные внутритекстовые и межтекстовые связи, то количество интерпретаций увеличивается. Выбор читателем толкования художественности и есть самое настоящее интерактивное действие.
читать дальшеТаким образом, текст становится по-настоящему законченным лишь в прочтении. Однако это не значит, что разные прочтения образуют разные тексты: текст остаётся единственным, но вне прочтения он как бы находится в положении кота Шрёдингера вне наблюдателя — в суперпозиции. Разные субъекты в итоге, "открывая ящик", видят разные результаты — и в этом отличие искусства от физики. Это нелинейность на куда более фундаментальном, оттого более глубоком уровне, чем сюжет или композиция — это нелинейность понимания. В итоге при чтении текст как бы разворачивается, но далеко не всеми сторонами. Совокупность этих развёрток и составляет интерпретационное поле текста, которое, тем не менее, не даёт полного законченного представления о глубине текста и вынуждено постоянно расти. В герменевтике не действует принцип Оккама: чем больше толкований, тем более понятен текст.
Однако вопрос о роли автора в создании ядра инт-поля остаётся открытым. Автор пишет текст, как читатель, то есть, понимая лишь часть его. Эта ли часть становится ядром? По сравнению с толкованием автора, читательских толкований гораздо больше, а если учитывать, что текст принадлежит именно читателю (ведь автор пишет, чтобы его читали, значит, отдаёт текст читателю), то не он ли определяет ядро, то есть некоторые фундаментальные основы смысла текста, на которых строятся все интерпретации? А если брать шире: не язык ли и построенная им культура управляют пониманием текста? Действительно, ведь процесс создания-чтения текста есть процесс передачи-приёма сообщения с использованием понятной обеим сторонам кодировки. Казалось бы, реципиент должен в итоге принять ровно ту же информацию, которую послал ему коммуникатор. Но на самом деле нет. Потому что художественный текст — это намеренно разнокодированное сообщение, причём смысл сообщения подразумевается именно в поле наложения и взаимного искажения кодов. Почему? А потому, что художественный текст ориентирован не столько на понимание, сколько на прочувствование (вспоминаем признаки искусства). Стык и искажение кодировок приводят к удивлению, которое и запускает мыслительные процессы читателя.
Что же выходит? А выходит несколько тезисов:
1. Автор не столько закладывает в текст смысл, сколько создаёт условия, в которых читатель может мыслить примерно так же.
2. Примерно есть примерно: читатель, являясь иным субъектом, мыслит несколько иначе в тех же условиях.
3. Таким образом, читатель не столько понимает смысл текста, сколько создаёт его самостоятельно.
4. А значит, как такового смысла в художественном тексте нет — есть "форма", или структура, вызывающая читательскую рефлексию.
5. И именно понимание взаимоотношений элементов структуры и можно назвать ядром интполя, а периферией — эту самую читательскую рефлексию по отношению к структуре.
6. Однако, естественно, само понимание структуры требует некой первичной семантики элементов, а значит, уже включает в себя рефлексию к структуре.
И вот здесь возникает вопрос: а есть ли это самое ядро интполя? А если нет — есть ли вообще текст, который интерпретируют? Можно ли назвать текст структурой, если его понимание ничем не регулируется? А если регулируется — как выявить это вне субъективного толкования элементов?
Тут на нашей стороне законы языка. В конце концов, каждый отдельный код воспринимается однозначно. Если написано "Вы любите розы, а я на них срал", то противопоставление очевидно, независимо от того, как читатель толкует образ роз или процесса сранья. Отсюда новые тезисы:
7. Понимание структуры происходит через понимание слова как элемента языка в речевом контексте и через понимание отдельных кодовых рядов.
8. И значит, ядро интполя образует язык как код различных культурных явлений, то есть, по сути, ядро образует культура.
9. А отдельные периферийные интерпретации суть восприятие культуры отдельным субъектом.
Короче говоря, процесс таков: автор художественного текста стремится донести читателю не рациональную информацию, но иррациональную, которая приведёт к мышлению самого читателя. Процесс интерпретации, таким образом, — это процесс самостоятельного мышления читателя, вызванный текстом. Различия толкований разных читателей (в том числе автора) объясняются различием мышлений разных субъектов. Сходства же толкований происходят из факта тождественности текста в разных читательских восприятиях. Тождественность текста есть тождественность структуры текста в широком её понимании (то есть вплоть до взаимодействия текста с миром). А значит, единственно объективным в тексте следует признать его структуру, "форму", которая и создаёт ядро интполя. И хотя для определения структуры необходима семантика, эта семантика полностью регулируется законами языка, которые, понятное дело, интерсубъектны.
Единственное объективно существующее содержание текста — это его форма, все остальные содержания не принадлежат тексту, а принадлежат воспринимающему текст субъекту.
@темы:
размышления,
интерпретационное поле,
литвед