Постмодерн подсмотрен
Николай Байтов в своей статье «Readymade как литературная стратегия» ставит проблему различения собственно создаваемого писателем художественного текста и ready-made. Проблема в том, что «Материал, из которого делается литературный объект (т.е язык, речь) сам по себе уже конвенционален. В этом смысле его можно тоже рассматривать как «сделанную» вещь, имеющую утилитарное применение и не чуждую эстетике. Литератор, выбирая из языка слова и речения, всегда делает если не readymade в чистом виде, то нечто весьма близкое: ассамбляж из «чужих», не принадлежащих ему объектов».
Это, конечно, радикальная точка зрения, но она соответствует строгому пониманию ready-made в визуальном искусстве: это использование готовых вещей в качестве произведения искусства. В отличие от ready-made, классическое произведение изобразительного искусства именно изображается, создаётся как иконический знак мира. Готовая вещь — это не знак, а собственно вещь, которая при помещении в дискурс искусства становится знаком, но уже в гораздо большей степени знаком условным — она не столько обозначает саму себя, сколько является собой, оттого её денотативное обозначение менее активно, чем коннотативное, возникающее при столкновении реальности и искусства. Писсуар, названный фонтаном, в меньшей степени означает собственно фонтан и в большей — гамму коннотаций, возникающих при сопоставлении объекта (писсуара) с названием (фонтан). Или, скажем, приклеенный к написанной картине настоящий лист клёна одновременно является листом, чем означает самого себя в картине, но и является условным знаком, значение которого находится в поле коннотаций, возникающих от столкновения реальности с искусством. Наконец, экспонат, названный "Сушилка для бутылок" и представляющий из себя собственно сушилку для бутылок требует не понимания, а прочувствования формы, действия чисто эстетического, а не интеллектуального, сходного с реакцией на музыку. В этом последнем примере ключ к пониманию сути ready-made в изобразительном искусстве: оно требует прежде всего эстетической реакции, а интеллектуальной может и вовсе не быть, ей и не обязательно быть. В случае с писсуаром интеллектуальное действие провоцируется названием, то есть, словом; в случае с картиной интеллектуальное действие следует за эстетическим опознанием реального в искусственном и удивлением и любованием разнофактурностью, то есть, оно вторично; случай с сушилкой показывает, что интеллектуального действия может и не быть: название неинформативно, а искусственный контекст за рамками экспоната.
А вот со словом дело обстоит иначе. Во-первых, осмысленное слово не может быть воспринято только эстетически — у читателя возникает вполне оправданное желание его понять, то есть, совершить интеллектуальное действие. Во-вторых, слово — это условный знак, который останется условным в любом случае, описательный нарратив создаёт лишь иллюзию иконичности в нашем сознании. В-третьих, наконец, мы приходим к проблеме Байтова: литература — это использование готовых, не ощущаемых как эстетические, используемых в бытовых целях предметов — слов — в эстетических целях, то есть, самый настоящий ready-made. Так может ли существовать иной, более заметный ready-made в литературе? Да.
читать дальше
Это, конечно, радикальная точка зрения, но она соответствует строгому пониманию ready-made в визуальном искусстве: это использование готовых вещей в качестве произведения искусства. В отличие от ready-made, классическое произведение изобразительного искусства именно изображается, создаётся как иконический знак мира. Готовая вещь — это не знак, а собственно вещь, которая при помещении в дискурс искусства становится знаком, но уже в гораздо большей степени знаком условным — она не столько обозначает саму себя, сколько является собой, оттого её денотативное обозначение менее активно, чем коннотативное, возникающее при столкновении реальности и искусства. Писсуар, названный фонтаном, в меньшей степени означает собственно фонтан и в большей — гамму коннотаций, возникающих при сопоставлении объекта (писсуара) с названием (фонтан). Или, скажем, приклеенный к написанной картине настоящий лист клёна одновременно является листом, чем означает самого себя в картине, но и является условным знаком, значение которого находится в поле коннотаций, возникающих от столкновения реальности с искусством. Наконец, экспонат, названный "Сушилка для бутылок" и представляющий из себя собственно сушилку для бутылок требует не понимания, а прочувствования формы, действия чисто эстетического, а не интеллектуального, сходного с реакцией на музыку. В этом последнем примере ключ к пониманию сути ready-made в изобразительном искусстве: оно требует прежде всего эстетической реакции, а интеллектуальной может и вовсе не быть, ей и не обязательно быть. В случае с писсуаром интеллектуальное действие провоцируется названием, то есть, словом; в случае с картиной интеллектуальное действие следует за эстетическим опознанием реального в искусственном и удивлением и любованием разнофактурностью, то есть, оно вторично; случай с сушилкой показывает, что интеллектуального действия может и не быть: название неинформативно, а искусственный контекст за рамками экспоната.
А вот со словом дело обстоит иначе. Во-первых, осмысленное слово не может быть воспринято только эстетически — у читателя возникает вполне оправданное желание его понять, то есть, совершить интеллектуальное действие. Во-вторых, слово — это условный знак, который останется условным в любом случае, описательный нарратив создаёт лишь иллюзию иконичности в нашем сознании. В-третьих, наконец, мы приходим к проблеме Байтова: литература — это использование готовых, не ощущаемых как эстетические, используемых в бытовых целях предметов — слов — в эстетических целях, то есть, самый настоящий ready-made. Так может ли существовать иной, более заметный ready-made в литературе? Да.
читать дальше