Возможно, корни одного из знаменитых жестов героини Ахматовой — надевания перчатки не на ту руку — находятся в эмпирическом опыте самой Ахматовой. Вот она как-то разволновалась и перепутала перчатки. А потом перенесла это в текст. Возможно, этот жест является лишь умозрительным построением: "а какое может быть поведение у человека, который сильно волнуется?" — что, впрочем, так или иначе соприкасается с реальным личным эмпирическим опытом. Ок.

Вот Одоевцева в книге мемуаров "На берегах Невы" вспоминает о том, как любил троллировать Гумилёв неких дев, у которых находил "ахматовское влияние". Вот цитата:

...слушательница самоуверенно продекламировала однажды:

Я туфлю с левой ноги
На правую ногу надела.

— Ну и как? — прервал ее Гумилев. — Так и доковыляли домой? Или переобулись в ближайшей подворотне?..

Собственно, у меня появился интересный вопрос: ладно, предположим, это действительно "ахматовское влияние" (что не факт — это читавший Ахматову Гумилёв его "обнаружил", однако это не значит, что оно было), однако почему же оно считается менее ценным? Вот Ахматова вкладывает в текст собственный эмпирический опыт, а вот девочка, прочитав Ахматову, получает собственный культурный опыт, который вкладывает в свой текст. Оба случая практически идентичны: два автора наделяют героев поведением, которое считают нормальным и выразительным, причём поведение практически схожее. Однако у одного автора это "ценная находка", а у второго — эпигонство. Схуяль? Представим себе, что сначала мы прочитали эту безымянную девушку, а потом Ахматову. И авторы поменялись местами. Magic!

Обычный баттхёрт муженька-модерниста